Неточные совпадения
Тарас поглядел на этого Соломона, какого ещё не было на
свете, и получил некоторую надежду. Действительно, вид его мог внушить некоторое доверие:
верхняя губа у него была просто страшилище; толщина ее, без сомнения, увеличилась от посторонних причин. В бороде у этого Соломона было только пятнадцать волосков, и то на левой стороне. На лице у Соломона было столько знаков побоев, полученных за удальство, что он, без сомнения, давно потерял счет им и привык их считать за родимые пятна.
— Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, — продолжал он, поворачивая их, — какие же длинные на вас свитки! [
Верхняя одежда у южных россиян. (Прим. Н.В. Гоголя.)] Экие свитки! Таких свиток еще и на
свете не было. А побеги который-нибудь из вас! я посмотрю, не шлепнется ли он на землю, запутавшися в полы.
Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть в библиотеку, его поразил пыльный
свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре
верхней части оконных стекол.
Она открыла дверь, впустив в коридор
свет из комнаты. Самгин видел, что лицо у нее смущенное, даже испуганное, а может быть, злое, она прикусила
верхнюю губу, и в светлых глазах неласково играли голубые искры.
Дважды в неделю к ней съезжались люди местного «
света»: жена фабриканта бочек и возлюбленная губернатора мадам Эвелина Трешер, маленькая, седоволосая и веселая красавица; жена управляющего казенной палатой Пелымова, благодушная, басовитая старуха, с темной чертою на
верхней губе — она брила усы; супруга предводителя дворянства, высокая, тощая, с аскетическим лицом монахини; приезжали и еще не менее важные дамы.
Зевая, почесываясь и укоризненно причмокивая языком, Ибрагим отпер двери. Узкие улицы татарского базара были погружены в густую темно-синюю тень, которая покрывала зубчатым узором всю мостовую и касалась подножий домов другой, освещенной стороны, резко белевшей в лунном
свете своими низкими стенами. На дальних окраинах местечка лаяли собаки. Откуда-то, с
верхнего шоссе, доносился звонкий и дробный топот лошади, бежавшей иноходью.
Но вот огни исчезают в
верхних окнах, звуки шагов и говора заменяются храпением, караульщик по-ночному начинает стучать в доску, сад стал и мрачнее и светлее, как скоро исчезли на нем полосы красного
света из окон, последний огонь из буфета переходит в переднюю, прокладывая полосу
света по росистому саду, и мне видна через окно сгорбленная фигура Фоки, который в кофточке, со свечой в руках, идет к своей постели.
Она шла впереди Передонова по лестнице, в коридор, где висела маленькая лампочка, бросая тусклый
свет на
верхние ступеньки. Юлия радостно и тихо смеялась, и ленты ее зыбко дрожали от ее смеха.
Едва кончилась эта сладкая речь, как из задних рядов вышел Калатузов и начал рассказывать все по порядку ровным и тихим голосом. По мере того как он рассказывал, я чувствовал, что по телу моему рассыпается как будто горячий песок, уши мои пылали,
верхние зубы совершенно сцеплялись с нижними; рука моя безотчетно опустилась в карман панталон, достала оттуда небольшой перочинный ножик, который я тихо раскрыл и, не взвидя вокруг себя
света, бросился на Калатузова и вонзил в него…
— С моею фигурой, с положением моим в обществе оно, точно, неправдоподобно; но вы знаете — уже Шекспир сказал:"Есть многое на
свете, друг Гонца, и так далее. Жизнь тоже шутить не любит. Вот вам сравнение: дерево стоит перед вами, и ветра нет; каким образом лист на нижней ветке прикоснется к листу на
верхней ветке? Никоим образом. А поднялась буря, все перемешалось — и те два листа прикоснулись.
Он продолжал стоять у окна и глядел в открытую форточку на дремлющие в тени кусты и цветочные клумбы. Луна била ему прямо в лицо и ярко обливала своим желтым
светом всю
верхнюю часть его тела.
На скамейке сидит девушка в розовом платье, рядом молодой брюнет… Глаза у него большие, черные, как ночь, томные… Только как-то странно напущены
верхние веки, отчего глаза кажутся будто двухэтажными… В них играет луч
света, освещающий толстые, пухлые ярко-красные губы, с черными, как стрелки, закрученными блестящими усиками.
Александр Семенович распоряжался, любовно посматривая на ящики, выглядевшие таким солидным компактным подарком под нежным закатным
светом верхних стекол оранжереи.
Под куполом воздух так уже сгущался, что трудно было различать очертание
верхних окон; затемненные снаружи пасмурным небом, залепленные наполовину снегом, они проглядывали вовнутрь, как сквозь кисель, сообщая настолько
свету, чтобы нижней части цирка придать еще больше сумрака.
Дутлов полез. Становой и Егор Михайлович видны были при
свете фонаря только
верхнею своею частию за балкой; за ними стоял еще кто-то спиной. Это был Поликей. Дутлов перелез через балку и, крестясь, остановился.
От всех этих разговоров Анне Акимовне почему-то вдруг захотелось замуж, захотелось сильно, до тоски; кажется, полжизни и все состояние отдала бы, только знать бы, что в
верхнем этаже есть человек, который для нее ближе всех на
свете, что он крепко любит ее и скучает по ней; и мысль об этой близости, восхитительной, невыразимой на словах, волновала ее душу.
Во всем
верхнем этаже горела только одна лампа и зале, и ее слабый
свет через дверь проникал в темную гостиную.
Но вот в
верхнем этаже мелькнул тревожный
свет, где-то быстро распахнулась дверь, и Мишка не успел мигнуть, как кто-то с балкона второго этажа бросился на улицу, перевернулся в пыли и одним прыжком перелетел через железную решетку набережной в воду.
Снеговые горы начинали скрываться в лиловом тумане; только
верхняя линия их обозначалась с чрезвычайной ясностью на багровом
свете заката.
Сначала тянулся ряд невзрачных построек, стоявших вдоль больничного двора; всюду было темно, только в глубине двора из чьего-то окна, сквозь палисадник, пробивался яркий
свет, да три окна
верхнего этажа больничного корпуса казались бледнее воздуха.
Вечерний
свет, смягченный тонкими белыми шторами, сочился наверху через большие стекла за колоннами. На
верхней площадке экскурсанты, повернувшись, увидали пройденный провал лестницы, и балюстраду с белыми статуями, и белые простенки с черными полотнами портретов, и резную люстру, грозящую с тонкой нити сорваться в провал. Высоко, улетая куда-то, вились и розовели амуры.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют боги и мир, причем нижние его этажи уходят в тьму небытия, тогда как
верхние залиты ослепительным
светом, — в небе же загорается система божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным
светом, однако утвержденных на своде небесном.
Ночью Андрею не спится, он сидит у открытого окна, смотрит в сад, залитый лунным
светом. И над ним, из окна
верхнего этажа, слышится тоскующий от избытка счастья голос Наташи.
Марья Михайловна в
верхней кофточке цвета ее юбки и в шляпке, сделавшей ее лицо еще красивее, крепко пожимала руку Токареву и взяла с него слово, что он приедет к ним в деревню. Подали коляску Будиновских. Красивые серые лошади, фыркая, косились на
свет и звякали бубенчиками. Кучер в бархатной безрукавке неподвижно сидел на козлах.
Верхний амбар полон был
света, заходившего именно теперь, к вечеру.
Я пришел как раз в назначенное время, когда зажгли свечи, и на этот раз мой пироп действительно был готов. «Трубочист» в нем исчез, и камень поглощал и извергал из себя пуки густого, темного огня. Венцель на какую-то незаметную линию снял края
верхней площадки пиропа, и середина его поднялась капюшоном. Гранат принял в себя
свет и заиграл: в нем в самом деле горела в огне очарованная капля несгораемой крови.
Лунный
свет проникал в него лишь из узкого
верхнего отверстия, дверное же было закрыто ушедшими плотно прислоненным дощатым щитом.
Свет от лампады трепетал в
верхней светлице.
Мы взбежали по лестнице. Нинка из нас остановилась на
верхней ступеньке, а Лелька двумя ступеньками ниже. Смотрели сверху на замерзшую реку в темноте, на мост, как красноглазые трамваи бежали под голубым электрическим
светом. И очень обеим было весело. Вдруг у Нинки сделались наглые глаза (Лелька требует поправить: «озорные», — ну ладно) — сделались озорные глаза, и она говорит...
Ему всегда нравилась Красная площадь, с новыми
Верхними рядами, особенно ночью, в электрическом
свете.
Таня сильною рукою, но осторожно отодвинула этот щит, отодрав примерзшие к земле и к прутьям доски, и юркнула в образовавшийся оттого вход. Яков Потапович последовал за нею. В шалаше был полумрак.
Свет проникал лишь в узкое
верхнее дымовое отверстие, не сплошь засыпанное снегом, да в оставшуюся щель от полупритворенного щита. На земляном полу шалаша валялся большой деревянный чурбан…
— В том-то и дело, — ответил он, несколько прикусивши
верхнюю губу, — что я бываю в
свете вовсе не в качестве литератора.
Верхнюю лампочку он забыл погасить, и при сильном
свете ее был ни молодой ни старый, ни чужой ни близкий, а весь какой-то неизвестный: неизвестные щеки, неизвестный нос, загнутый клювом, как у птицы, неизвестное ровное, крепкое, сильное дыхание.
Только что солнце показалось на чистой полосе из-под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, — и всё затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на
верхнем крае тучи, разрывая ее края. Всё засветилось и заблестело. И вместе с этим
светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.